Планеры уходят в ночь - Владимир Казаков

– Володька, а ты, хлопец, в рубахе родился. Дывысь! Плотная сизая мгла ночи не позволила ясно видеть, что держит в руках товарищ. Донсков зажег фонарь. Кроткий держал конец буксировочного троса. Теперь было понятно и подозрительное шуршание деревьев, когда планер был еще в воздухе, и резкий клевок к земле, и схваченный до груди штурвал. Трос, мотаясь под планером, задевал за деревья. Только чудо спасло пилота, и он не разбился при посадке.

Старший лейтенант Костюхин облегчил свой самолет, чтобы быстрее уйти от огня, сбросил планер, отцепив трос.

Кроткий вытягивал из-под снега конец стального каната с самолетным кольцом. Положив трос на металлический подкос шасси, он вынул из ножен кинжал, орудуя им, начал рубить.

– Гарно закалил клинок Борька! Поддается сталюга… А теперь вылазь из комбинезона и шуруй. В безрукавке не замерзнешь? Белый халат натяни.

– Если врагом тебе уготована рея, что изречешь перед смертью? – улыбаясь, вспомнил Донсков слова клятвы.

– Ни слова! Постараюсь уйти за борт вместе с ним, – серьезно ответил Кроткий. – Уже светает. Держи лапу, Владимир. Пусть твои паруса будут полны ветра!

– Прощай, Тарасыч!

– Меня зовут Михаил. Теперь-то, наверное, запомнишь? Погоди! Если в любом месте встретишь полицая по фамилии Вьюн, Мыкола Вьюн, убей! – Левое веко дрогнуло, он на секунду прикрыл глаза и наморщился, будто от сильной головной боли. – Хотя нет… Подержи до меня. Крепко держи!

– Хорошо. Жди меня, Миша. Нас жди!

Донсков проверил крепления лыж, сориентировался по компасу и пошел. У первых деревьев обернулся: на светлеющем снегу копошилась темная фигура Михаила Кроткого. Он веником из сучьев заметал следы у планера. «Боцман делает приборку», – невесело подумал Донсков и углубился в чащу.

Светало. На фоне неба рельефнее выделялись деревья смешанного леса. В детстве Владимир любил очеловечивать предметы, он и сейчас видел мрачные ели, гордые сосны, наивные березы, спокойные дубки, грустные плаксы-осины – все было в лесу. Не было только спокойствия. Обманчивая тишина могла разорваться мгновенно.

Донскова остановил запах дыма, принесенный ветром из густого сосняка. Он взял левее и, не отталкиваясь палками, пошел медленно и тихо. Тревожное напряжение обострило слух. И все равно неожиданными были немецкий говор и взрыв смеха. Он упал в снег, царапая по нему подбородком, огляделся. Ясно рассмотрел впереди себя, метрах в шестидесяти, солдата. Тот стоял у сосны к нему спиной и стучал каблуком о каблук.

Справа дым костра, солдатский гогот, впереди часовой, сзади Михаил! Вернуться к нему? А потом?..

Донсков сложил лыжи одну в другую, продел левую руку в ремни крепления и пополз вперед. «Представь, что это чучело… Представь… Только бы солдат не перестал стучать каблуками, не обернулся. А как может обернуться чучело?.. Это площадка десантной подготовки. Столб. Около него чучело – комбинезон, набитый ватой… Оно стоит на моей дороге. Повернуться оно не может. Не может…» – успокаивал себя Донсков. Разглядев на цилиндрической противогазной сумке солдата пуговицу, он остановился. Приподнялся на колено, вытащил из-за голенища нож. «Вдохни и, как учили, с выдохом…» Матово блеснуло в воздухе лезвие. Солдат завалился назад беззвучно и медленно. Донскова била дрожь, он уткнулся лицом в снег и несколько секунд боялся поднять голову, посмотреть на впервые убитого им врага. Сглотнув тягучую слюну, все же приподнялся немного, пополз к солдату.

Боцман ставит точку

Они подходили не со стороны заминированных планеров, а шли прямо на замаскированную яму. Убитого часового обнаружили при смене постов, и по лыжне Донскова, в обе стороны, двинулись боевые группы поиска. Шестеро автоматчиков и две собаки мелькали среди стволов, приближаясь к Кроткому на широких походных лыжах. Вперед вырвался очкастый фельдфебель. Из его рта вылетал пар, туманил напряженное лицо. Остаться незамеченным Кроткий больше не рассчитывал и поднял наган. Мушка прицела, не раскачиваясь, подошла под автомат немца – сухо треснул выстрел, фельдфебель упал.

Немцы залегли и открыли частую стрельбу. Пули вспарывали снег вокруг ямы. Кроткий скупо расходовал патроны. Убедившись, что он один, немцы спустили собак. Проваливаясь, овчарки скачками пошли вперед. Кроткий почти в упор расстрелял их из автомата. Тогда к нему, пригибаясь, рванулся солдат в стальной каске, но наткнулся на пулю и упал на колени. Каска, ударившись об автомат, глухо звякнула.

Два немца лежали напротив Кроткого, двое начали обходить яму. В глубоком снегу их почти не было видно. ППШ бил по серым каскам, взрыхляющим снег, огрызался на огонь «шмайсеров»18, прикрывающих обход. Лес многократно повторял звуки пальбы. Он же донес до Кроткого звук автомобильного мотора. На высокой ноте мотор захлебнулся. «Наверное, там! дорога, – подумал Кроткий. – Надо ставить точку!» Он одним нажатием спускового крючка опустошил диск автомата и взялся за ручку взрывной машинки. А в следующий миг около него ткнулась граната. Зеленая деревянная рукоятка торчала на самом бруствере ямы. Кроткий протянул руку и, еле достав, оттолкнул гранату. Взрывная волна бросила его на дно, взвыли осколки, мокрые комья осыпали лицо. Он нашел еще силы крутнуть ручку подрывной машинки и встать. Будто в каком-то мареве увидел, как планеры поднимаются над землей…

Его волокли за ноги. Он не мог шевелиться, говорить. Были полные провалы в памяти. Потом почувствовал колеблющийся настил кузова автомашины и запах бензина. На правую руку накатывалась и откатывалась бочка. При сильных рывках машины она ударяла по голове.

В полное сознание пришел в блиндаже. Тисками давило закрученную марлей голову, где-то под легкими пульсировала боль. Бинты пахли хлороформом. В марлевую щель он увидел бревенчатый потолок блиндажа.

– Смотрит! – произнес кто-то по-русски.

Кроткий скосил глаза. Рядом стоял худой белобрысый парень в белом халате, с широкой улыбкой на продолговатом румяном лице. «Где я?» – лихорадочно вспоминал Кроткий происшедшее.

Скрипнула дверь. Мягкие шаги. Над ним повисло полное желтоватое лицо, нос покрыт склеротическими жилками, бескровные тонкие губы растянуты в улыбке, а зеленые глаза жестки и настороженны. Кроткий увидел фуражку с высокой тульей. «В плену!» Он вскинул руку. Желтое пятно метнулось в сторону.

– Не истязайтесь. – Голос желтолицего был спокоен, в нем чувствовалось торжество. – Вам еще долго жить. Берегите силы, а дядюшка Штрум позаботится о вас.

Мягкие шаги проследовали к двери, она снова противно скрипнула.